Гончаров Александр, артиллерист, шофер

Немецкие части постоянно прорывались на различных участках, у меня осталось впечатление о постоянной неразберихе, точных данных нет, порой немцы наступали быстрее, чем отступали наши части, легко прорывая нашу оборону. Но, возможно, это было просто такое впечатление, не берусь утверждать.

Однажды меня поставили на развилку дорог помогать регулировать движение колон. Мне сказали, что когда все пройдут за мной прибудет машина и меня заберет. Но вот уже прошла половина дня, мимо меня проходили уже не организованными колоннами, а толпой бойцы, потом уже никого не было некоторое время, потом прошли разведчики, они сказали: уходи, за нами немцы, никто больше отступать не будет, мы последние. Но я им ответил, что обо мне помнят, за мной должна прибыть машина... Они уже скрылись, а машины все нет и нет. Солнце уже садится. Невдалеке, чуть в стороне от дороги была какая-то деревня. Я решил пойти в нее заглянуть, так как там, вроде, был какой-то штаб. Я надеялся спросить там не пора ли мне сниматься? Или хотя бы посмотреть, остались ли в деревне наши, а потом назад бы вернулся. Когда знаешь, что ты не один, как-то спокойнее.

Думаю, сбегаю быстро! Прошел огородами, смотрю, а навстречу мне, метрах в ста, идет немец, рукава закатаны, с автоматом вроде. Идет, озираясь. Я мгновенно упал на землю, взял его на мушку, прямо как мишень на стрельбах. Выждав момент, когда он остановился, я плавно спустил курок, он упал, вскинув руки, а я пустился из той деревни наутек, выбирая путь по кустам и под деревьями!

Пробежав метров восемьсот, я выскочил на ту развилку, где стоял. Вижу, вдалеке едет машина, которая пока я ходил в деревню, приезжала за мной и не найдя ушла обратно. Я бегом за ней. Стрелять в воздух я опасался: это могло привлечь внимание немцев, которые, по-видимому, были где-то недалеко. На мое счастье, кто-то из сидевших в кузове машины оглянулся и заметил меня, они меня и подобрали.

Что еще запомнилось из первых месяцев войны? Большое количество жертв по обочинам дорог, по которым отступали войска и гражданское население. Горящие хлебные поля. Черный дым, полностью застилающий небо, через который солнце едва проглядывало. Эту картину часто показывают в кино про войну и может показаться, что это неправда. Но я хочу сказать, что на самом деле все так и было!

Помнится, на каком то мостике сорвавшейся машиной солдат был порван надвое и еще живое туловище его свисало на кишках с моста. Помню раненного пограничника, лежащего ничком в луже крови, вытекшей из лошади, убитой тут же рядом. Он был еще жив, от его дыхания по луже шли пузыри. Я его перевернул на спину, так было легче ему дышать. Может его подобрали санитары потом? Кто знает.

Однажды меня с товарищем чуть не раздавил немецкий легкий танк. Нас вдвоем послали разведать, есть ли немцы. Нарвались на этот танк. Почему-то он не стрелял по нас, наверное, развлекаясь, хотел нас раздавить гусеницами. Мы долго бежали по полю, потом было поле с хмелем, его на столбах выращивали, столбы похожие на телеграфные, с них свисали провода, густо оплетенные хмелем, ну на удачу мы через этот хмель и проскочили, а танк на некоторое время запутался, пока он распутывался, мы и убежали... До сих пор удивляюсь, как удалось не зацепиться ногой в хмелю, ведь, если зацепился бы, то конец! Кто видел как растет хмель, наверное, понимает, что я имею ввиду. Помню еще, что наши броневики были очень легкой мишенью для немцев и горели как спички, они легко простреливались из крупнокалиберных немецких пулеметов.

Трижды я выходил из окружения, два раза все обошлось, а на третий — нас окружили в районе Киева, при выходе из него меня ранило в ногу осколком мины. Мне перебило левую стопу, осколок мины буквально разрезал стопу чуть ниже пальцев ноги надвое, перебив все кости кроме одной, идущей к большому пальцу ноги. Это было уже в октябре месяце и мы уже около месяца пробирались к своим. Мои товарищи — разведчики, разрезали сапог, быстро наполнившийся кровью, перевязали, и на плащ-палатке перетащили меня в какой-то сарай. Нашли санитара, который наложил мне швы и шину, сделал перевязку, оставили немного еды с водой и ушли дальше. Со мной был еще один раненый солдат, он мог ходить.

Как только немцы зашли в деревню, они из машины с громкоговорителем объявили, чтобы все скрывающиеся здесь солдаты без боязни сдавались, им обещают жизнь. Этот раненый решил идти туда. Он предлагал и мне, но я отказался. Я его попросил помочь мне засыпать меня соломой, так чтобы не нашли. Он помог, а сам ушел, и я его больше никогда не видел. Немцы, заглянув в сарай, дали короткую очередь по стогу соломы, но не задели. После этого они собрав пленных ушли, а я немного окрепнув, начал на костыле пробираться на юго-восток, в сторону Днепропетровска, благо это было недалеко. Там была моя родина, я родился в селе Троицкое, Днепропетровской области, Петропавловского района.

Там было много родни, хотя после гражданской войны семья наша была вынуждена уехать в Баку, чтобы избежать ссылки и голода. Деда моего по материнской линии раскулачили. У него было неплохое хозяйство, самое обидное, что раскулачивал самый, что ни на есть горький пьяница, сейчас бы про него сказали бы — хронический алкаш, а тогда это была величина!

Местность по которой я шел, была мне хорошо знакома, и через людей я попросил сообщить родным обо мне. В общем, мне помогли добраться до своих родных, хотя дед мой меня поначалу даже не узнал! Трудно было узнать в заросшем и измученном человеке своего внука. Потом я пошел на поправку, и самое интересное, что меня никто не выдал немцам, даже местные полицаи, и те уважительно относились! В самом селе немцев не было, иногда наезжали, но тогда я просто старался не попадаться им на глаза. Нога постепенно заживала, но и время постепенно шло.