|
Рядовой. Закончил войну в звании старшего сержанта. Награжден тремя медалями «За Отвагу», двумя орденами «Красной Звезды» и орденом «Отечественная война» 1-й степени. Три тяжелых и два легких ранения, три контузии.
За войну подбил четыре танка, засчитанных ему лично. Так начиналась война Как война началась? Ты в книжках про это больше читай. Там про это складнее. А что я тебе расскажу? Впечатления остались плохие. Суета была какая-то. Бестолковщина. Все ждали указаний и всего боялись. Мне думается, что немцев не так боялись, как своего начальства. Во-первых, подняли нас 22-го затемно, по тревоге, но про войну никто ничего не сказал. Мы жили тогда в лагерях и тревогу приняли нормально — знать учения начались. Наш взвод батальонной артиллерии получил приказ двигаться туда-то. Окопаться, прикрыть дорогу. И все. И пошли. Батальон на своих двоих, командиры — на лошадках, мы с пушечками за лошадками на своих двоих. Старшина на телеге. Много говорят про бомбежки, про потери от немецких самолетов, что по головам ходили. Не помню такого. Ни 22-го ни 23-го мы самолетов ихних (да и своих) толком и не видели. Нас не бомбили. Они, видать, где-то вдоль шоссе, или на большие города летали. День мы двигались к границе и про войну только к вечеру узнали, когда на позиции пришли. А у нас снарядов нету. А у пехоты — патронов чуть-чуть. Про гранаты можешь не спрашивать. Тоже нет ни одной! Короче, подвезли нам снаряды через полчаса, как нас немецкие танки раскатали и к себе уползли. Вот так. А потом началась «игра в футбол» и пошли нам приказы один другого чуднее. Сначала туда бегом! Потом тут же — отставить! Потом все же идти, но не туда, а сюда! Потом сдать пушки танкистам и окопаться с пехотой. Потом опять пушки получить! И так дня три, а может и больше. И немецкая авиация уже активнее летала. Каждый день их «кукурузники» с гостинцами прилетали. То по бомбочке кинут, то из пулеметов постреляют. Мы, понятно, их из винтовок обстреливали. Толку мало. Потом стали прилетать они группами. Появились пикировщики. Как с неба падают — сирену включают — все кишки наружу от воя повылезут! И что интересно? Прилетали они, когда нашей авиации не было. Словно знали все наперед. Сперва низенько, прямо над лесом, пролетит один самолет, иногда дым пустит, и тут же завыли стервятники на все голоса. Потерь от них немного было, но беспорядку полно! Особенно лошадей они расшугали, да и машин много пожгли. Потом пошли слухи и приказы про немецкие десанты. И непременно десанты с танками! Ну и давай нас против этих десантов кидать. Один раз наш батальон даже начал перестрелку с соседями, которых тоже на уничтожение десанта кинули. Раненые у нас были. По-моему и убитые тоже, прежде чем опознали мы друг друга. А десанта не было. Хотя, говорили, что немецкие парашютисты нашу форму используют. Как мы тогда друг дружку полностью не постреляли? До сих пор не пойму. Бестолковщины хватало. Помню, пропала где-то наша кухня. Жрать охота, как из пушки! А тут по дороге как раз кухонка движется. Ну, мы к ней с котелками. Голодными не оставят! А они в котлах гранаты везут, Ф-1, представляешь? Не нашли, вишь, другого средства передвижения. Гранаты в котле! Но машинам вообще плохо было. Все дороги в три дня разбили донельзя. Еще бы — и танки по ним снуют и трактора и машины и телеги. И все туда-сюда, а асфальта-то на дорогах нету. Ну после первого же дождичка такие колеи набили, что твои рвы противотанковые, а объездных путей никто не знает! Да и какие объездные? Как приказывает командир двигаться по маршруту через такие-то деревни (и другой командир только эти деревни указывает) — попробуй сверни не туда! Невыполнение! Боялись этого. Честно докладывали, и что было, и что показалось — тоже честно. Показалось? Какие галлюцинации? Если бы с кем-то было — не поверил бы, а так со мной!!! В начале июля поставили мою пушку в ПТО, сказали мостик охранять. Чтобы никто через мостик, значит, не перешел. Нашим там взяться вроде неоткуда. Охраняю. А вечером через мостик три танка и поехали. Я отлично видел кресты у них на башне! Белые такие кресты! И не только я. Матвей Забродин, заряжающий тоже орет: «Немцы!» Первого я и подбил. Зажег. Водителя ранил. Двое, слава богу, целые выпрыгнули. А второй у меня двоих из расчета поранил. Только танки эти нашими оказались. И никаких крестов на башне! Вообще ничего белого на башне! Галлюцинации? Боялся судить меня будут. Обошлось. Потом опять пушки танкистам отдали (у них, вишь, танков вообще не было) и опять в пехоту! Построили оборонительный рубеж по какой-то речке. Сил собрали много. Танки есть, пушки. Боеприпасы. Готовим контрудар. Но назавтра вдруг выяснилось, что мы в немецком тылу сидим. А приказа на отход нет и на контрудар нет. Сначала ждали приказа, а потом связь прервалась. Вот и сидели на месте пятеро суток. Все ждали, когда к нам или помощь, или какой — никакой приказ придет. А их все нет. И немцы нас не атаковали. Так изредка самолеты налетят и бомбы покидают. Правильно рассудили, что скорее мы сами от голоду тут ноги протянем. На четвертый день жратва совсем кончилась. Связи с командованием так и нет, хоть делегатов на танке послали. Что делать? Командиры без приказа «сверху» чихнуть боятся. На шестые сутки как-то решилиськ соим двигаться, а может приказ такой пришел. Бензина у танкистов мало. Выслали два танка в дозор. Движемся вдоль большака. За день прошли километров тридцать и пришли в городок. В городке нашли немного жратвы и бензина. Четыре полуторки исправные взяли. Нашли брошенный склад с мануфактурой. Меня командир отрядил этот склад взорвать, так как я на горняка до войны учился. Взрывное дело теоретически знал. Выделили мне полуторку с шофером, взрывную машинку, рюкзак амоналу и двух бойцов в помощь. Закладываем заряды, тянем провода. Вдруг бабы подходят! Говорят, мол, товарищ командир, вы тут одежду рвать будете? Что положено, говорю, то и взорву. А они упрашивать, чтоб, мол, добро не пропадало. Ходить, мол, не в чем. Ну, я и разрешил! Только, говорю, вам на все десять минут даю. Как заору -давай все врассыпную! Откуда их столько набралось? Как муравьи на склад и с него со штуками материи. И драп и полотно и чего только не было. Все спешат, роняют, суетятся. А тут боец мой подбегает. Говорит, мол, немцев на мотоциклах у той окраины видели! Я заорал на всю мощь. Бабы — врассыпную. Я выждал еще чуток и замкнул цепь. Ну бабахнуло!! Склад завалило. Мы сели в полуторку и поехали своих догонять. Это был первый на моей памяти случай, когда мы, отступая, что-то взрывали. Пока до своих дотопали, силы наши здорово поубавились. Во-первых, танки и машины ломаться стали. Сперва чинили их. Ну а мы ждали. Потом стали поломанные на буксир брать. Только от этого другие тоже ломаться стали. Решили их оставлять. Как положено неисправными. Из танков снаряды, пулеметы и замок у пушки вынимаются. Бензин из бака выливается в другие танки и машины, немного плескаем в башню и огню туда! Он и горит. Так и пожгли штук шесть. Потом стала слышна перестрелка. Знать, свои там! Ну мы туда прем, торопимся! Вдруг по нас из пушек! Ловко бьют! Я бежать кинулся, как заяц — куда глаза глядят. Ан это опять свои! Черт его, как я уж вылетел куда надо было. Так и вышли. А по нас стреляли потому, что с этой дороги немцы перед нами разведку делали на «гробах» и мотоциклах. Так мы немцев где-то рядом и обошли. Так и побыл я в окружении, только немцев не видел и вышел без боя. Счастлив мой бог. Хорошо, что с винтовкой вышел с немецкой. А как же? С оружием! Как артиллеристу-наводчику мне винтовка неположена была. А я вышел из окружения и с немецкой! Кто усомнится, что в бою взял? Ну и я подтверждаю, что в бою, хоть выдали ее мне, когда пушки у нас отбирали. Так и пошел на повышение — командиром орудия в полковую артиллерию. Но только скоро ранили меня и до осени из боев вышел я. Ты спрашиваешь про наши поражения летом сорок первого? Да не было поражений-то. Неудачи были. А ты как хотел? Война-то какой оказалась? Не такой, как представляли мы. Быстрой оказалась и жестокой. Рассусоливать некогда было. Поражало, что у немцев много машин воюет, а у нас — крохи. Подвижность — их козырной «валет». Опять же, обученность у них намного лучше. Немецкая часть, как в бой шла, так, словно часики работала. А у нас много всяких деталечек от тех же часиков было, но вместе — не работали они. Откуда у нас обученность, если стрелять учиться мы только с мая и начали. Как нам воевать, если почти год, как я призвался, мы только свой военный городок и строили? Камень клали, доски настилали, ток подводили. Что твой стройбат! Но для себя старались, чтобы не в палатках зимовать. Потом на полях работали. Урожай западникам собирать помогали. А зимой начали отрабатывать темы всякие. «Взвод в обороне»! Зачем он нам, артиллеристам-то? Правда, и в поле заниматься начали. Один раз зимой устроили марш по дорогам. Впервые! Даже старослужащие говорили, что до финской больше ходить строем, да речевки толкать учились, чем стреляли на стрельбище. А после финской вверху, видать, поняли, что от войск самостоятельность, разумная инициатива внизу нужна, взаимодействие частей и родов войск. Задумали их развивать. Не успели. И как успеть, с весны-то? В сорок третьем я не волновался за свою оборону. И в командирах уверен был. Даже самый вшивый лейтенант в сорок третьем знал много больше, чем лейтенант перед войной. Перед войной ему ВСЕ начальники разжевывали и в рот клали. Только знай, что глотни и не вздумай изобретать! А тут не на картинке война — на самом деле. А на войне, оказалось, убивают! И здорово убивают! Что делать? И за каждой мелочью к начальству сперва с вопросами лезли. Приказы ждали каждую минуту. Пукнуть без приказа не могли. А начальство само не знает, за что хвататься. Война! А связи с начальством нет — капут командиру. Терялся часто. Вот и гадали мы, как там командир наш, не опростоволосится ли? Оттого многие в плен тогда сдались. А куда еще деваться, если часть, как мы, на несколько дней себе предоставлена? Командиры без приказа чихнуть боятся. Приказа на отход нет. Жратвы тоже нет. Боеприпасы кончаются. Слухи всякие дурацкие ходят. Разлагается часть. А тут как раз немцы на бронемашинах подъезжают. Битте дритте, пожалте, мол, в плен! А против них даже стрельнуть не из чего. Так организованно и сдавались иногда. Мой свояк это пережил. Говорит, страшнее всего было, когда тебя вот так организованно в плен забирали. Неестественность какая-то. Стыд. И убежать могли, но как-то несолидно было, что ли. Двое фрицев их батальон всего и конвоировали. А наши какие-то ошарашенные были и немцев слушали, как командиров своих. Подчиняться нас тогда хорошо выучили. Это потом думать учили. Да... А поражения нашего никакого в сорок первом не было. Не удалось немцу в пару месяцев нас к рукам прибрать. Обкакался. Со всеми своими машинами и выучкой европейской обкакался. Да какое поражение, если он своего не добился? Это ему поражение, а не нам следует записать. Вот когда поняли это, так и бить его время пришло. А тогда мы воевали, как умели. Они воевали сильнее, но все-таки жаловались, что мол, тяжеленько им пришлось на Востоке-то. Вот так война-то и началась... Источник: газета «Известия» за 12 февраля 2000 г.
Запись и лит. обработка: М. Свирин. |
