БЛОКАДНЫЙ ЛЕНИНГРАД: накануне катастрофы

Несмотря на то, что в июне-июле 1941 г. практически все без исключения мероприятия военных и партийных органов в Ленинграде в течение первого месяца войны находили положительный отклик у населения, а информаторы райкомов сообщали, что общее настроение рабочих здоровое, паники во время воздушных тревог не было [ЦГАИПД СПб Ф4. Оп.3 Д.353 Л.1-18], приводились примеры критики довоенных отношений СССР и Германии. В частности, рабочие говорили, что "не надо было давать немцам хлеб и нефть", т.к. сами голодали и плохо подготовились к войне и, как следствие, оказались застигнутыми врасплох [ЦГАИПД СПб Ф4. Оп.3 Д.350 Л.15], что "зря кормили немцев" - не русские люди нами управляют, а евреи, поэтому так и получилось". Уже в конце июня появились первые слухи о том, что "Красной Армии воевать нечем", что на фронте дела плохи и "Гитлера не удержать", что "сам Гитлер обладает рядом выдающихся качеств" [ЦГАИПД СПб Ф408. Оп.3 Д.352 Л.14]. Основные тревоги женщин Ленинграда были связаны с эвакуацией детей, которая далеко не всегда проводились организованно.

Готовность стран Запада помочь СССР в войне с Германией в начальный период войны вызывала недоверие. Еще 23 июня 1941 г. Остроумова-Лебедева отметила в своем дневнике:

"... Утром была речь Черчилля. Англия обещает нам помогать деньгами и техникой... Мне, лично, их помощь кажется не очень существенной. Истощенный, утомленный народ. Да и многие примеры их помощи: Франция, Греция, Югославия...Неужели развязавшаяся война между нами и Гитлером вызвана коварной политикой Англии?... Неужели это есть результат... политики "коварного Альбиона"? Неужели это они натравили разъяренного дикого быка - Гитлера на нашу страну?"
[ЦГАИПД СПб Ф408. Оп.352 Д.57 Л.11]

По инерции народ с сомнениями относился и к подписанному с Великобританией соглашению о совместных действиях в войне против Германии.

Чувства неизвестности и настороженности, характерные для первых дней войны, постепенно переросли в неуверенность. Ухудшение положения на фронте, введение карточек в середине июля 1941 г., отсутствие достоверной информации о развитии ситуации под Ленинградом и в целом в стране - все это способствовало распространению сомнений относительно способности отстоять Ленинград. Вместе с тем, среди части гражданского населения все еще сохранялась уверенность в превосходстве Красной Армии, особенно ее технической оснащенности. В городе распространялись слухи, что бои за Псков и Остров показали, что "наша авиация куда лучше немецкой, а танки - не хуже" [ЦГАИПД СПб Ф.109 Оп.2 Д.294 Л.21].

В первой половине июля в городе получил распространение слух о том, что отступление Красной Армии связано с изменой маршала Тимошенко, "перешедшего к Гитлеру". 30 июля информаторы одного из райкомов Ленинграда отмечали, что "при призыве старших возрастов женщины вели себя особенно неспокойно".

В конце июля - начале августа напряжение в городе стремительно нарастало. Отсутствие вразумительной официальной информации о событиях на фронте привело к заметному ухудшению настроения и росту недоверия по отношению к власти. Июльские записи Остроумовой изобилуют констатациями, звучащими как упрек: "... мы иногда по целым дням ничего не знаем", и "... мы ничего не знаем. Доходят всякие слухи. Не всему можно верить, а официального ничего не сообщают", и даже "...от нас все скрывают". Настроение у большинства интеллигенции было тяжелое.

"Ленинградская правда" отреагировала на распространение в городе слухов статьей М. Михалева "Змеиные языки", в которой ухудшение настроений связывалось с тем, что "кое-где поднимают голову вражеские и темные силы. Как змеи, выползают они из потайных нор. Они шипят, высовывают свои ядовитые языки, лживыми слухами отравляя воздух, стремясь посеять панику, создать замешательство в наших рядах". 2 августа вновь было опубликовано сообщение о рассмотрении дел в Военном трибунале, который приговорил М.К. Самуйлова и Ф.Э. Шпэ-Соколову к расстрелу за ведение пораженческой агитации .

Информационный вакуум быстро стал заполняться самыми дикими слухами, носителями которых зачастую были беженцы, особенно попавшие под удары немецкой авиации, а также материалами немецкой пропаганды, главным образом листовок, которые уже в середине июля попали в город. Известный советский литературовед Ольга Фреденберг также отмечала в первые месяцы войны, когда армия терпела одно поражение за другим, сводки становились все скупее и скупее. "Голодной душе советского гражданина, - писала она, - информбюро начало подносить формулы, почти гомеровские стоячие фразы, которые оставляли во рту вкус горечи и отвращения. Заработали слухи. Города оставлялись один за другим и слухами пробирались по всей России; была создана особая система вуалировать в сводках несчастье, но и своя система понимать и открывать эту вуаль... сводки-формулы привели к тому, что ими перестали интересоваться" [О.Фрейденберг "Осада человека" М. 1991].

В августе, когда немецкая армия стремительно приближалась к Ленинграду все шире стали распространяться негативные настроения. Носителями этих настроений были в том числе вышедшие из окружения бойцы, а также дезертиры. "Пропаганда оружием" и умелая социальная демагогия нацистов привели к тому, что росло число лиц, уклонявшихся от мобилизации. Город был переполнен маршировавшими призывниками, ополченцами, красноар­мейцами. Однако, по свидетельству, О. Фрейденберг, "на улицах было уныло - уже все знали, что наша армия терпит страшные поражения... Слухи рассказывали об измене командного состава,... о многочисленных расстрелах. Армия не имела вооружения. Передовой технике немцев противостояли живые тела нашей армии да ее личная храбрость".