Смертный бой за вокзал «Сталинград-1»

Генерал А.И.Родимцев. 1942 г. Слева направо: комдив-13 Родим... Вид на Сталинград с противопол... Переправа через Волгу в Сталин... Привокзальная площадь. На задн...

Из донесения НКВД СССР в ГКО и генштаб РККА «о положении на ЮВ фронте» от 12 сентября 1942 г.:

«8 сентября в состав фронта включена 13-я гвардейская стр. дивизия, которая сосредоточена  в районе Камышина, но из-за отсутствия средств передвижения уже три дня не может быть подвезена к фронту. Реальных мер к переброске этой дивизии еще не принято».

По воспоминаниям командира 13-й гвардейской дивизии А. И. Родимцева, это время личному составу дивизии скучать не приходилось, всех активно тренировали, в том числе по теме  «Наступление усиленного стрелкового батальона с преодолением водной преграды».

Именно на этом  занятии замечательно показал себя командир стрелкового батальона старший лейтенант Захар Червяков. И когда встал вопрос о том, кого послать первым на тот берег Волги, выбор пал на Червякова.

И это не удивительно. Вопреки разным заявлениям (в том числе рисующим Червякова как «очкарика» и «бывшего учителя начальных классов»), Захар Петрович был опытным кадровым военным, начал свою службу еще в 1933 году, до войны окончил харьковское пехотное училище и начал свой боевой путь с первых же дней войны. Какой же он «очкарик»? До сталинградской битвы он уже был обстреляным командиром с реальным боевым опытом, командовал стрелковым батальоном 1-й гв. стрелковой дивизии генерала И. Н. Руссиянова. Между прочим, эта дивизия в «девичестве» — 100-я стр. дивизия, за массовый героизм и мужество личного состава 18 сентября 1941 года была переименована в 1-ю гвардейскую. Самую первую гвардейскую часть во всей Красной Армии!

Сам о своем боевом опыте Червяков сказал, что  его «немцы научили: восемь рек заставили форсировать, от Буга аж до самой Волги»!

В своих воспоминаниях А. И. Родимцев так описывает Червякова: «Захар Петрович Червяков меня всегда удивлял редким сочетанием широкой русской натуры, полной молодечества и удали, со сдержанностью и дисциплинированностью воина».

14 сентября пришел приказ В. И. Чуйкова на переправу дивизии через Волгу 15-го сентября к 3.00 часам. Первым должен был переправляться батальон Червякова, который был усилен ротой бронебойщиков с противотанковыми ружьями под командованием капитана Бурлакова, а также батареей 45-мм противотанковых пушек. Ружья и «сорокапятки» были единственными противотанковыми средствами батальона.

По поводу средств усиления батальона есть некоторые разночтения. Родимцев в своих воспоминаниях пишет о роте ПТР и батарее 45-мм пушек, однако более о «сорокапятках» нет ни слова. Известно лишь, что их переправили на плацдарм на правый берег Волги. но куда они делись потом — пока неизвестно.

Червяков получил приказ, как только переправится и нащупает оборону немцев, обозначить передний край ракетами, чтобы артиллерия с левого берега смогла поддержать батальон огнем.

Переправа началась в намеченный час на катерах волжской речной флотилии. Уже при подходе к правому берегу катера были обнаружены немцами. Они вмиг завесили половину Волги осветительными ракетами и накрыли катера пулеметным и артиллерийским огнем. С катеров, поняв, что обнаружены, бойцы открыли ответный огонь по пулеметным точкам противника. Не дожидаясь, пока катера подойдут к берегу многие бойцы прыгали в воду и вплавь добирались до берега. Немцам все-же удалось уничтожить один катер прямым попаданием, погибло много людей, однако в целом высадку батальона, учитывая общую обстановку в городе, можно было считать вполне успешной.

Червяков довольно быстро обнаружил опорные пункты немцев и обозначил их ракетами. К сожалению, остается открытым вопрос состоялся ли артиллерийский обстрел с левого берега, все найденные мемуары обходят этот вопрос стороной. Судя по всему — нет.

По первоначальному замыслу предполагалось, что Червяков займет оборону на подступах к переправе и привлечет внимание немцев на себя, чем даст возможность остальным соединениям дивизии успешно переправиться. Однако вместо этого, к изумлению командования дивизии, батальон нанес удар прямо по центру обороны противника, смял ее и стремительным броском углубился в город, выйдя к железнодорожному вокзалу «Сталинград-1».

Изумление вскоре разъяснилось. Дело в том, что оперативная обстановка менялась в Сталинграде буквально по часам, и к моменту начала переправы батальона, немцам удалось выбить из вокзала сильно поредевший заградотряд 62-й армии, который использовался как обычная строевая часть и из последних сил удерживавший вокзал. О потере вокзала был проинформирован командарм 62-й армии В. И. Чуйков, а Родимцев такой информации еще не имел. Чуйков, дабы сократить время прохождения своего приказа по всем инстанциям, отдал приказ непосредственно Червякову на атаку с целью овладения привокзальной площадью и вокзалом. Это была чрезвычайная мера, хотя Чуйков и не имел права отдавать приказ через голову комдива-13.

Вокзал «Сталинград-1», несмотря на то, что был серьезно поврежден авиацией и артиллерией, был способен функционировать, и потому оставался важным стратегическим пунктом, к тому же являлся весьма удобным узлом для построения обороны. В своих воспоминаниях А. И. Родимцев писал, что «после Мамаева кургана вокзал считался едва ли не главным в тактическом отношении пунктом города».

Атаку гвардейского батальона поддержали три «тридцатьчетверки» подполковника М. Г. Вайнруба, причем одной из машин командовал сам Матвей Григорьевич.

Первой в здание вокзала вихрем ворвалась рота автоматчиков, и первыми среди них разведчики Никитенко и Ажгарей. Бросок был настолько быстрым, что немцы, вероятно, не ожидали такого развития событий, а потому бежали. К рассвету 15-го сентября подразделениям батальона удалось «зачистить» вокзал от остававшихся там немцев и закрепиться в нем. Часть батальона заняла, по всей видимости, оборону «коридора», связывавшего вокзал с основным плацдармом. Вот как это описывал единственный доживший до победы офицер батальона, командир роты автоматчиков старший лейтенант Антон Кузьмич Драган:

«Ночь. Кругом грохочет бой. Небольшие группы наших бойцов закрепились в полуразрушенных домах и с большим трудом удерживают натиск противника. Чувствую, здание вокзала в их руках. Мы слева пересекаем железнодорожное полотно. На перекрестке стоит наш подбитый танк, возле него десяток танкистов. Накапливаемся вблизи здания вокзала и идем врукопашную. Внезапный удар, вперед гранату, за ней боец. Фашисты бросились бежать, беспорядочно стреляя в темноту. Так рота овладела вокзалом. Пока гитлеровцы пришли в себя и поняли, что нас всего одна рота, мы уже заняли крепкую оборону, и хотя до утра они несколько раз с трех сторон шли в атаку, вокзал не смогли вернуть…»

До рассвета к вокзалу подтянулась рота бронебойщиков. Утром немцы, после непродолжительного обстрела, решительно атаковали Червякова и практически выбили батальон с территории вокзала [здесь свидетельства участников расходятся, например, Чуйков в своей книге «Сражение века» пишет, что А. К. Драган ему рассказывал, что выбить с вокзала наших бойцов немцам не удалось]. В некоторых местах дело дошло до рукопашных схваток. Понимая, что промедление смерти подобно, Червяков немедленно контратаковал и вновь овладел вокзалом, выбив оттуда совершенно ошалевших от такой напористости и высоких потерь немцев. К этому времени батальон поредел уже почти на треть, имел много раненных.

Но вокзал представлял слишком важную цель, чтобы от нее вот так легко можно было отказаться, и потому до конца дня немцы еще трижды атаковали, на сей раз, впрочем, безуспешно. Во время одной из атак Захар Червяков был тяжело ранен и командование принял его заместитель старший лейтенант Федор Григорьевич Федосеев.

Вот как описывал бои 15–16 сентября А. К. Драган: "До самого вечера гитлеровцы не смогли овладеть зданием и, убедившись наконец, что лобовыми атаками нас не возьмешь, пошли в обход. Тогда мы перенесли бой на привокзальную площадь. Жаркая схватка завязалась у фонтана и вдоль железнодорожного полотна. Помню такой момент: немцы заходят в тыл, они накапливаются в угловом здании на привокзальной площади, которое для ориентира мы называли «гвоздильный завод», потому что там, как донесли разведчики, был склад гвоздей. Оттуда враг готовил нам удар в спину, но мы разгадали его маневр и бросились туда в контратаку. Нас поддержала огнем минометная рота старшего лейтенанта Заводуна, подошедшая к этому времени к вокзалу. Овладеть полностью «гвоздильным заводом» нам не удалось, мы выбили немцев только из одного цеха. В соседнем оставались фашисты".

Командный пункт 13-й гв.стр.ди... Зимняя (заключительная) атака ... 1-я часть представления на наг... 2-я часть представления на наг...

Теперь бой развернулся еще и в помещениях «гвоздильного завода». Cтрельба там не прерывалась практически ни на минуту. Такой темп боя пожрал практически все боеприпасы, а также привел к очень большим потерям с обеих сторон. Рота держала оборону практически из последних сил.

Из донесения ОО НКВД СТФ в НКВД СССР о ходе боев в Сталинграде от 16-го сентября 1942 г.:

«…15-го сентября в Сталинграде вела бой с противником прибывшая сюда ночью 13 Гвардейская стрелковая дивизия (командующий генерал-майор Родимцев), которая в августе была выведена на переформирование, в течение последних двух недель беспрерывно находилась на марше.

Бойцы дивизии оружием владеют плохо, дивизия пришла в расположение Сталинграда без боеприпасов. Принятыми мерами боеприпасы дивизии были доставлены.

За день боев 15-го сентября 13 Гвардейская стрелковая дивизия потеряла 400 человек ранеными и убитыми и израсходовала все боеприпасы к автоматическому оружию, и несмотря на полночь 16-го сентября дивизия боеприпасов и артиллерии еще не получила.

Дивизия ощущает острую нужду в артиллерии, она ей необходима для разрушения домов, где засели автоматчики противника.

Очень плохо обстоит дело с транспортировкой раненых на левый берег Волги. Командир 13 Гвардейской стрелковой дивизии для перевозки раненых никаких средств не имеет…»

Известно, что раненного Червякова успели переправить на левый берег Волги, но что стало с Захаром Петровичем дальше автору этой статьи узнать пока не удалось.

16-го сентября враг подтянул к вокзалу две роты автоматчиков и до 20 танков и БТР, и снова перешел в атаку. Теперь немцы стремились отсечь батальон от остальных частей, окружить его и полностью уничтожить. Понимая, что своими силами удержать вокзал невозможно, Федосеев запросил помощи в полк, оттуда прислали пульроту с 4-мя станковыми пулеметами «Максим». Это ощутимо усилило боеспособность батальона. Во всяком случае, атаку удалось отбить, правда с большими потерями. Драган говорит, что к трудностям с боеприпасами добавилась трудность с водой, необходимой, прежде всего, для станковых пулеметов «Максим». В поисках воды бойцы пытались простреливать водопроводные трубы, оттуда по каплям сочилась вода, которую собирали.

К концу 16-го сентября немцам удалось атаками с воздуха поджечь здание вокзала, и его пришлось оставить. Оставшиеся в живых бойцы перебрались в здание «гвоздильного завода», которое продолжали удерживать.

Из донесения ОО СТФ в УОО НКВД СССР об обстановке в Сталинграде:

«…Сегодня противник вел особенно интенсивный огонь из артиллерии и подвергал бомбардировке с воздуха центр города и места причалов переправ. Сгорели две центральные пристани. Есть много жертв. У пристани на правом берегу Волги продолжает иметь место неорганизованность.

Переправляемые ночью боеприпасы своевременно представителями командования 62-й армии и соединениями не принимаются, в связи с чем сгружаются на берег и днем зачастую подрываются огнем противника. Раненые до вечера не вывозятся. Тяжело раненые не получают помощи — умирают. Их трупы не убираются, по ним ездят на машинах. Врачей нет. Помощь раненым оказывают местные женщины…»

Остальные части 13-й дивизии (в том числе и 42-й стрелковый полк И. П. Елина, в состав которого входил 1-й батальон) были брошены на атаку высоты 102 (Мамаева кургана). В итоге, батальон Федосеева оказался без поддержки и мог рассчитывать лишь на собственные силы.

И сильно поредевший батальон продолжал бой в полуокружении.

Днем 17-го сентнября командование 13-й дивизии предприняло попытку ослабить давление на батальон, наступлением во фланг немцев силами стрелкового полка Долгова, однако эта затея не увенчалась успехом.

К рассвету 18-го сентября немцы подтянули резервы, и начали рота за ротой атаковать защитников. Удерживать такой натиск становилось крайне трудно. Понимая, что силы на исходе, Драган доложил об этом Федосееву, прося помощи. Тот направил на выручку погибавшей роте автоматчиков 3-ю стрелковую роту под командованием младшего лейтенанта Василия Павловича Колеганова. По дороге рота попала под сильный обстрел и была несколько раз атакована. В итоге, прорвавшаяся к «гвоздильному заводу» рота Колеганова насчитывала всего 20 бойцов.

Тем временем, в тыл батальона стали проникать небольшие группы немецких автоматчиков и снайперов. Они маскировались на чердаках, в развалинах и канализационных трубах, и оттуда вели охоту за бойцами батальона.

Видя это, комбат Федосеев приказал Драгану подготовить группу автоматчиков для засылки в ближайший немецкий тыл. Вот что рассказывает об этом А. Драган:

«18 сентября. Недавно группа автоматчиков-добровольцев бесшумно скользнула в темноту ночи. Они ушли, ясно понимая всю сложность и трудность задачи — проникнуть во вражеский тыл и там действовать в одиночку. Каждый из них получил пятидневную дачу боеприпасов и питания, подробные указания, как действовать в тылу врага. Вскоре гитлеровская оборона была встревожена — фашисты, видимо, не могли понять, кто подорвал автомашину, которая только что подвезла боеприпасы, кто выводит из строя пулеметные расчеты и артиллерийскую прислугу».

Больше об этих бойцах нет никаких упоминаний, скорее всего все они были обнаружены немцами и погибли.

В ночь с 18-го на 19-е сентября немцы подорвали стену, отделявшую цех, занятый бойцами батальона от остального здания в «гвоздильном заводе», и стали забрасывать гвардейцев гранатами. Те едва отбивались, пытаясь выбрасывать гранаты обратно в пролом и наружу через оконные рамы. Разорвавшейся гранатой был тяжело ранен комадир 3-й роты В. П. Колеганов. Драган пишет, что «с большим трудом два бойца вынесли Колеганова к Волге. Дальнейшая его судьба мне не известна». На самом деле, В. П. Колеганов выжил, и погиб лишь через полтора года, 21 сентября 1944 года у польской деревни Печенан.

Для истории сохранилась записка-донесение В. П. Колеганова комбату от 19-го сентября:

«Противник старается всеми силами окружить мою роту, заслать в тыл автоматчиков. Несмотря на превосходящие силы противника, наши бойцы и командиры проявляют мужество и геройство. Гвардейцы не отступают. Пусть падут смертью храбрых, но противник не должен перейти нашу оборону. Пока командир роты живой, ни одна блядь не пройдет! Обстановка напряжена, сам лично оглох и ослаб, падаю с ног. Но погибаем героями за город, и не отступим назад».

Все 19-е и половину дня 20-го сентября бойцы 1-й и 3-й стрелковых рот вели бой в «гвоздильном заводе». Они были усилены личным составом миноментной роты старшего лейтенанта Заводуна после того, как у тех закончились все мины. Минометчики стали действовать как стрелки, они заняли оборону за баррикадами на улице и, ведя сильный огонь, закрепились.

К вечеру 20-го сентября наблюдатели доложили, что со стороны противника видна активная перегруппировка, к вокзалу подтягиваются артиллерия в танки. Батальон стал подготовиться к отражению танковой атаки. Было создано несколько групп, вооруженных противотанковыми ружьями, гранатами и бутылками с горючей смесью. Но в тот день танковая атака немцев так и не состоялась. Ночью, рискуя жизнью, с территории противника в расположение батальона пробралась местная жительница Мария Виденеева, и сообщила, что немцы готовят танковый удар. Кроме этого она рассказала много ценного о расположении подразделений противника.

21-е сентября было самым драматическим в судьбе 1-го батальона. Вероятно, его действия сильно мешали немцам и гвардейцы сидели у немцев, как говорится,  уже «в печенках», поэтому с раннего утра немцы при поддержке танков и артиллерии бросились в бешеное наступление. Сила огня и ярость сражающихся превзошли все ожидания. Немцы, судя по всему, ввели в бой все свои средства и все имевшиеся на этом участке резервы, чтобы сломить сопротивление войск в районе вокзала. Во второй половине дня им удалось рассечь батальон на две части.

Часть батальона и его штаб были отсечены в районе универмага. Фашисты окружили эту группу и пошли со всех сторон в атаку. Завязалась рукопашная внутри универмага. Там штаб батальона во главе со старшим лейтенантом Федосеевым принял неравный бой. Небольшая горстка храбрецов дорого отдавала свои жизни. Часть бойцов 1-й роты бросились им на выручку, но фашисты успели подтянуть танки и эта атака захлебнулась с большими потерями для 1-й роты.

Вскоре бой в универмаге прекратился. Так погибли командир 1-го батальона старший лейтенант Федосеев и его помощники.

После гибели командира батальона командование остатками подразделений принял командир 1-й роты старший лейтенант А. К. Драган. Он решил не распылять более оставшиеся силы и сосредоточить их в районе «гвоздильного завода». О создавшемся тяжелом положении он написал донесение командиру полка полковнику Елину и отправил его со связным, который больше к ним не вернулся и даже не известно, сумел ли он добраться до Елина.

С этого времени батальон окончательно потерял связь с полком и действовал самостоятельно. Снабжение боеприпасами прекратилось, каждый патрон был на вес золота.

Вновь слово Антону Драгану:

«К вечеру гитлеровцы вновь попытались сломить наше сопротивление, они вплотную подошли к занимаемым нами позициям. По мере того как наши подразделения редели, мы сокращали ширину своей обороны. Стали медленно отходить к Волге, приковывая противника к себе, и почти всегда находились на таком коротком расстоянии, что немцам было затруднительно применять артиллерию и авиацию. Мы отходили, занимая одно за другим здания, превращая их в оборонительные узлы… На протяжении дня фашистам удалось овладеть не более чем двумя городскими кварталами.
На перекрестке Краснопитерской и Комсомольской улиц мы заняли угловой трехэтажный дом. Отсюда хорошо простреливались все подступы, и он стал нашим последним рубежом. Я приказал забаррикадировать все выходы, приспособить окна и проломы под амбразуры для ведения огня из всего имевшегося у нас оружия.
В узком окошечке полуподвала был установлен станковый пулемет с неприкосновенным запасом — последней лентой патронов.
Две группы по шесть человек поднялись на чердак и третий этаж; их задача была — разобрать кирпичный простенок, подготовить каменные глыбы и балки, чтобы сбрасывать их на атакующих гитлеровцев, когда они подойдут вплотную. В подвале было отведено место для тяжелораненых. Наш гарнизон состоял из сорока человек. И вот пришли тяжелые часы. Атака за атакой повторялись без конца. После каждой отбитой атаки казалось, что больше нет возможности удержать очередной натиск, но когда фашисты шли в новую атаку, то находились и силы и средства. Так длилось пять дней и ночей. Полуподвал был наполнен ранеными — в строю осталось девятнадцать человек. Воды не было. Из питания осталось несколько килограммов обгоревшего зерна; немцы решили взять нас измором.
Атаки прекратились, но без конца били крупнокалиберные пулеметы. Мы не думали о спасении, а только о том, как бы подороже отдать свою жизнь,— другого выхода не было. И вот среди нас появился трус. Видя явную, неизбежную смерть, дрогнул один лейтенант. Он решил бросить нас и ночью бежать за Волгу. Понимал ли он, что совершает мерзкое предательство? Да, понимал. Он подбил на гнусное преступление одного из рядовых, такого же безвольного и трусливого, и они ночью незаметно пробрались к Волге, соорудили из бревен плот и столкнули его в воду.
Недалеко от берега их обстрелял противник. Солдат был убит, а лейтенант добрался до хозвзвода нашего батальона на том берегу и сообщил, что батальон погиб».

Позднее Родимцев, введенный в заблуждение этим «героем», так написал о судьбе батальона: «В один из пасмурных октябрьских дней на левый берег Волги выбрался израненный человек с заросшим щетиной лицом. Ему удалось чудом пробраться через линию фронта из района вокзала. Он сообщил, что первого стрелкового батальона больше не существует. Все его бойцы и командиры в неравных боях пали смертью храбрых».

На самом деле, все было совсем не так. Вновь слово А. Драгану:

"Следующую атаку мы вновь отбивали камнями, изредка стреляли и бросали последние гранаты. Вдруг за глухой стеной, с тыла — скрежет танковых гусениц. Противотанковых гранат у нас уже не было. Осталось только одно противотанковое ружье с тремя патронами. Я вручил это ружье бронебойщику Бердышеву и послал его черным ходом за угол, чтобы встретить танк выстрелом в упор. Но не успел этот бронебойщик занять позицию, как был схвачен фашистскими автоматчиками. Что рассказал Бердышев фашистам, не знаю, только могу предполагать, что он ввел их в заблуждение, ибо через час они начали атаку как раз с того участка, куда был направлен мой пулемет с лентой неприкосновенного запаса.
На этот раз фашисты, считая, что у нас кончились боеприпасы, так обнаглели, что стали выходить из-за укрытий в полный рост, громко галдя. Они шли вдоль улицы колонной. Тогда я заложил последнюю ленту в станковый пулемет у полуподвального окна и всадил все двести пятьдесят патронов в орущую грязно-серую фашистскую толпу. Я был ранен в руку, но пулемет не бросил. Груды трупов устлали землю. Оставшиеся в живых гитлеровцы в панике бросились к своим укрытиям. А через час они вывели нашего бронебойщика на груду развалин и расстреляли на наших глазах за то, что он показал им дорогу под огонь моего пулемета.
Больше атак не было. На дом обрушился ливень снарядов и мин. Фашисты неистовствовали, они били из всех видов оружия. Нельзя было поднять голову…
И снова послышался зловещий шум танковых моторов. Вскоре из-за угла соседнего квартала стали выползать приземистые немецкие танки. Было ясно, что участь наша решена. Гвардейцы стали прощаться друг с другом. Мой связной финским ножом на кирпичной стене написал: «Здесь сражались за Родину и погибли гвардейцы Родимцева». В левом углу подвала в вырытую яму были сложены документы батальона и полевая сумка с партийными и комсомольскими билетами защитников дома. Первый орудийный залп всколыхнул тишину. Раздались сильные удары, дом зашатался и рухнул.
Через сколько времени я  очнулся — не помню. Была тьма. Едкая кирпичная пыль висела в воздухе. Рядом слышались приглушенные стоны. Меня тормошил подползший связной Кожушко:
— Вы живы…
На полу подвала лежало еще несколько полуоглушенных красноармейцев. Мы были заживо похоронены под развалинами трехэтажного здания. Нечем было дышать. Не о пище и воде думали мы — воздух стал самым главным для жизни. Оказывается, что в кромешной тьме можно видеть лицо друга, чувствовать близость товарища.
С большим трудом мы стали выбираться из могилы. Работали молча, тела обливал холодный липкий пот, ныли плохо перевязанные раны, на зубах хрустела кирпичная пыль, дышать становилось все труднее, но стонов и жалоб не было. Через несколько часов в разобранной выемке блеснули звезды, пахнуло сентябрьской свежестью.
В изнеможении гвардейцы припали к пролому, жадно глотая свежий осенний воздух. Вскоре отверстие было таким, что в него мог пролезть человек. Рядовой Кожушко, имевший сравнительно легкое ранение, отправился в разведку. Спустя час он возвратился и доложил:
— Товарищ старший лейтенант, немцы вокруг нас, вдоль Волги они минируют берег, рядом ходят гитлеровские патрули…
Мы принимаем решение — пробиться к своим. Первая наша попытка пройти фашистскими тылами не удалась — мы натолкнулись на крупный отряд немецких автоматчиков, и с трудом нам удалось уйти от них, возвратиться в свой подвал и ожидать, когда тучи закроют луну. Наконец-то небо потемнело.
Выползаем из своего убежища, осторожно продвигаемся к Волге. Мы идем, поддерживая друг друга, стиснув зубы, чтобы не стонать от резкой боли в ранах. Нас осталось шесть человек. Все ранены. Кожушко идет впереди — он теперь и наше боевое охранение, и главная ударная сила.
Город в дыму, тлеют развалины. У Волги горят нефтяные цистерны, вдоль железнодорожного полотна пылают вагоны, а слева гремит, не стихая, жестокий бой, грохочут взрывы, сыплется разноцветный фейерверк трассирующих очередей, воздух насыщен тяжелым запахом пороховой гари. Там решается судьба города. Впереди, у Волги, вспышки осветительных ракет, видны немецкие патрули.
Мы подползаем поближе и намечаем место прорыва. Главное, бесшумно снять патруль. Замечаем, что один из немцев временами подходит близко к одиноко стоящему вагону — там к нему легко подойти. С кинжалом в зубах к вагону уползает рядовой Кожушко. Нам видно, как фашист вновь подходит к вагону… Короткий удар, и гитлеровец падает, не успев вскрикнуть. Кожушко быстро снимает с него шинель, одевает ее и неторопливо идет навстречу следующему. Второй фашист, ничего не подозревая, сближается с ним. Кожушко снимает и второго. Мы быстро, насколько позволяют раны, пересекаем железнодорожное полотно. Цепочкой удачно проходим минное поле, и вот — Волга. Мы припадаем к волжской воде, такой холодной, что ломит зубы, пьем и никак не можем напиться. С трудом сооружаем небольшой плот из выловленных бревен и обломков и, придерживаясь за него, плывем по течению. Грести нечем, работаем руками, выбирая поближе к быстрине.
К утру нас выбрасывает на песчаную косу к своим зенитчикам. Изумленно смотрят они на наши лохмотья и небритые худые лица, с трудом узнают своих; они кормят нас удивительно вкусными сухарями и рыбьей похлебкой (в жизни не ел ничего вкуснее ее!). Это была первая наша еда за последние трое суток. В тот же день зенитчики отправили нас в медсанбат…"

На этом завершается судьба батальона и наш рассказ. Давайте теперь помолчим немножно ради тех парней, которые так отчаянно бились, реально бились, до самой настоящей последней капли крови…

Источники:
«Сталинградская эпопея. Впервые публикуемые документы», М., Звонница-МГ, 2000
Крылов Н. И. «Сталинградский рубеж»
Родимцев А. И. «Гвардейцы стояли насмерть»
Чуйков В. И. «От Сталинграда до Берлина»
Чуйков В. И. «Сражение века»
Овчинникова Л. «Улица среди окопов»
Исаев А. В. «Сталинград. За Волгой для нас земли нет»